Забытая Атлантида[дилогия ; СИ] - Екатерина Русак

Обратно в дом вождя Аутта Келлис явился вместе с Цаукой, нисколько не таясь от любопытных взоров соседей.

Откинув циновку, закрывавший дверной проем, он пропустил вперед Цауку и окинул взглядом помещение.

Сатра и Аутта сидя на шкурах, неторопливо играли в небольшие каменные раскрашенные в разные цвета фигурки, которые переставляли по широкой разлинованной доске, бросая попеременно кости. Одни фигурки были в виде свиней, которых находились под защитой фигурок собак. По условиям игры нужно было съесть своими собаками свиней соперника и не дать съесть своих свиней чужим собакам. В игре были фишки в форме пирамид – кормушка для свиней, белые шарики и продолговатые камни, которые обозначали препятствия. Была роковая фишка, которая обозначала мор, в процессе игры сметавшая с игрового поля близко стоящих к ней зеленых, красных, черных и синих свиней и собак. Это была очень распространенная и популярная на Ближнем востоке древняя игра[35], и не менее интересная, чем старые индийские шахматы или древнеримская игра Двенадцать линий[36] и более захватывающей, чем древнеегипетская игра Сенет.

Келлис присел на циновку рядом с ними, поджав под себя ноги.

– Твоя дочь Цаука, – сказал он Аутта, – теперь слышит голос богини-Земли. Ее пророчества сбываются. Она сильна в своих словах. Она может теперь быть Хранителем Жизни. Достойным Хранителем, знающим тайны.

Аутта степенно нагнул голову, его зубы мелькнули в черной бороде – он был рад услышанному.

– Аутта, я хочу взять твою дочь в жены! – закончил свою речь Келлис.

Аутта, услышав это, открыл от удивления рот, но быстро справился с охватившим его волнением, проговорил:

– Разве так можно? Как это?

– Отец, – подал голос Сатра. – Я прошу тебя прислушаться к голосу разума и принять предложение Альганта. Он и Цаука будут хорошей парой. Они понимают друг друга. Другой мужчина не сможет жить с моей сестрой.

Билулу, сидящая в своем, женском углу, прижала к себе дочь и крепко обняла.

– Ее муж должен быть хуррит. Но Альгант Келлис не хуррит! – с сомнением произнес Аутта.

Неожиданно пришла помощь от Билулу:

– Муж мой, Аутта! – сказала она. – Когда ты брал меня в жены, тебя не интересовало, что я не хурритка. – И проворчала, передразнивая: – Хуррит, не хуррит…

Аутта воззрился на жену, словно что-то припоминая.

– Такая жена дорого стоит! – вдруг засмеялся Аутта. – Что ты, Альгант, можешь предложить за нее? Какой ты сделаешь к ее свадьбе подарок?

– Царство! – не задумываясь, ответил Келлис.

– Как? – не понял Аутта. – Я не ослышался? Царство? Такое же, как Симерк?

– Может быть, и такое как Симерк, – серьезно молвил Альгант.

Аутта недоверчиво покачал головой:

– Альгант, ты шутишь! Я, конечно, ценю тебя как бесстрашного воина, которому нет равных в моем народе. Пусть будет десять коз! Я согласен.

Келлис вдруг добродушно рассмеялся:

– Плохой выкуп за свою дочь ты просишь у внука царя Манеросса. Почему так мало?

– Какого внука Манеросса? – не понял Аутта. – О чем ты говоришь?

Во всем Восточном Средиземноморье не было такого человека, который бы не слышал про Манеросса. Его именем даже пугали детей.

– Он находится перед тобой! Я и есть родной внук Манеросса! – объявил Келлис.

– Ты?! – не поверил Аутта, крутя головой. – Возможно ли это? Келлис-Сонс, я считал тебя человеком, которому можно верить! Я поверил, что ты Альгант! Но сейчас ты говоришь непонятные слова, смысл которых я не могу признать правдивыми…

– Тебе нужны доказательства, вождь Аутта?

– Альгант, неужели ты – внук Манеросса? – раздался голос пораженного Сатра. – Почему же ты, мой названный отец, никогда не говорил мне этого?! Почему так долго скрывал?

Цаука и Билулу ахнули от восторга.

– Это истинная правда! Не забывай, Аутта, что я – Альгант, который не приемлет лжи, – заметил Келлис. – Царь Карросс Сватс-Сиронс – мой родной дядя.

– Вай! – только и смогла произнести Билулу.

Наступившую тишину вдруг нарушил Аутта, издав восторженный вопль.

– Что же ты раньше молчал! – выкрикнул Аутта. – Лучшего мужа для своей дочери не найти на много дневных переходов вокруг! Ты – сын и внук шарру рошшоти. Значит, сам тоже можешь быть шарра и иметь сына шарра! Вот про какое царство ты говоришь! И когда ты потребуешь свое владение назад?

– Когда я женюсь на твоей дочери, тогда и потребую! – полушутя ответил Келлис-Сонс.

– Ты, мой названный отец, имеешь право требовать его! – сказал Сатра, сверкая глазами. – Ты должен получить то, что принадлежит тебе по праву!

Цаука вскочила и бросилась обнимать Келлиса. А Аутта счастливо зажмурился, в мечтах, уже увидев себя причисленным к сомну богов чужого народа ростинов. Грезы всегда окрыляют человека. Но находится долго в мечтах Аутта неожиданно помешали.

Слуга, засунув голову в дверной проем позвал Аутта-хозяина:

– Эверна, там пришли люди из нескольких селений. Они за оградой и хотят говорить с твоим сыном Сатра.

– Что случилось? – встревожился Аутта. – Зачем?

– Они хотят видеть Шуттарна! Говорить с ним. Они называют его своим шарра!

– Шарра? – выпучил в изумлении глаза Аутта. – Они называют его царем?

– Да, да! – подтвердил слуга растерянно.

– Сатра, мой брат, уже давно царь, – сказала громко Цаука. – Они с Альгантом Келлис-Сонс оба цари. Они будут ими. Я знаю их будущее!

– Если так, то я не могу даже оспорить решение Земли-богини, – ответил Аутта, первый раз смотря на свою дочь с некоторой долей раболепия.

Сатра степенно поднялся, расправил на себе одежду и шагнул к выходу.

-

Глава 10.

Протягивая руку друзьям, не надо сжимать пальцы в кулак.

Сатра теперь принимал гостей из разных поселков. Старейшины и простые пастухи постоянно приезжали к его дому. Но дом Аутта и Сатра был слишком мал, чтобы принять в себя огромные толпы паломников. А число их постоянно возрастало. Они собирались вечерами за селом, ставили шатры и приглашали шарра Сатра к себе. Как-то получилось само собой, что никто не называл Сатра иначе, чем титулом шарра. Его слушали, высказывали в ответ свои мысли, важно поглаживая свои бороды. И почти всегда неизменно соглашались, что рошшати не должны жить на их землях.

Только страх перед силой армии кейторов заставлял старейшин быть осторожными. Да, они соглашались, что рошшоти должны быть изгнаны, но одновременно опасались неминуемого возмездия. Все они прекрасно знали, что рошшоти не только не уйдут из Симерк без боя, но потом ответят жестоким вторжением.

Они осторожничали, сами не желая вставать во главе хурритского ополчения, не вести племена в бой как вожди. Но легко были готовы прислать к Сатра всех желающих принять участие в походе. В этом случае рошшоти объявляли войну не племенные союзы или какие-то племена, а неорганизованная толпа, к которой они не имели никакого отношения.

Это устраивало их всех. В случае победы они имели права требовать с шарра для себя часть военной добычи, а в случае поражения легко перекладывали вину на бунтовщика и разбойника Сатра.

Сатра и Келлис понимали их колебания и сомнения. Они где уговорами, где лестью, а где и угрозами старались подтолкнуть хурритских старшин принять необходимое им решение.

Но Келлис и Сатра тоже не были единодушны в своих целях. Для Келлиса эта война означала не больше, как свержение власти Альганта Колер и его поимку, чтобы свершить над ним справедливый суд. Для Сатра эта война стала нечто большим, чем простой разбойничий набег. Сатра постепенно утвердился в мысли, что он действительно шарра народа хурритов, и он захотел занять престол, который собирался силой отобрать у Альганта Колер. Сатра и Келлис были едины только в одном: им была нужна небольшая, но сильная армия для военного похода в Симерк.

Сатра не только общался с вождями и старейшинами. Достаточно много времени он проводил с молодежью, отбирая для себя людей, которые по его замыслу могли занять командные должности в его войске. Он присматривался к окружающим его парням и тщательно осмысливал способности каждого. Но никому не давал спуску, сразу самолично жестоко карая насмешников или людей осмелившимся открыто усомниться в его Небесном происхождении. Его крутой нрав был по душе горцам, которые признавали только первобытную силу и ловкость вождя.

Сатра был воином, имевшим все навыки кейтора. Он одерживал победы над противниками, вызывая тем самым восхищение среди молодых воинов.

Это только в современном обществе президенты и их многочисленное окружение не несут никаких тягот войны. В древнем мире все было иначе. Царь – всегда верховный полководец. Царь был должен сражаться в первом ряду. Попытка царя уклониться от своей обязанности расценивалась подданными как проявление его слабодушия и трусости. А это влекло за собой потерю власти с вытекающими отсюда последствиями. Такого царя, не моргнув глазом, незамедлительно убили бы свои.